Мария Филипповна Кузнецова приехала в Петра Дубраву в 1952 году.

На руках маленький ребенок, надо было его кормить… Устроилась на завод разнорабочей. — А зимы тогда были суровые, — вспоминает Мария Филипповна. — Идешь утром на работу — совсем темно еще. Рабочий день начинался в восемь утра, но и мастера, и рабочие приходили уже в семь — пока переоденешься, пока задания распределят… Придешь в третий цех в мастерскую — все двери засыпаны снегом по самую крышу. Надо его убирать. И узкоколейку тоже надо лопатами очистить — чтобы вагонетку потом протолкнуть. Снег убирали все — и мастера, и бригадиры, и рабочие.

Бывало, весной оттепель, а поутру — заморозок, и стрелки замерзают, покрываются корочкой льда. Тащишь ведра с горячей водой, отливаешь их. Потом подмажешь, чтобы лучше работали. А время-то идет, надо дневную норму выполнять, потом нагонять приходилось. Снег расчистят, «обряжаются» девчата и женщины — в основном они работали в цехе — в спецодежду… На ноги и зимой, и летом — портянки с галошами… А в мастерских — холодрыга, парусиновые стены в инее…

— Работа такая, что не успеешь замерзнуть, — говорит Мария Филипповна. — А вот ноги постоянно промокали. Работали ведь в любую непогоду. Но в душевой после работы отогреешься, отмоешься от пыли.

И вот как-то помощник начальника цеха по технике безопасности Валентина Ивановна Запитецкая предложила начальнику цеха № 3 Федору Тимофеевичу Кабанцу: «А что, если вместо портянок для рабочей одежды использовать бурки из брезента с ватным утеплением? И экономия мешкотары, которая использовалась на портянки, и рабочим теплее»… Начальник согласился. И одной из работниц — Е.Борисенко, она была беременной, на пороховой линии работать тяжело, поручили сшить опытную партию бурок. Бурки народу понравились — ногам теплее стало, — и до сих пор они остаются частью рабочей одежды.

Условия в цехе тяжелые были, что и говорить.

— Когда я пришла на завод, у меня косы были, — вспоминает Мария Филипповна. Потом пришлось обрезать их. Голову ведь приходилось мыть постоянно, каждый день. Первое время плюнешь — слюна черная. Когда появились респираторы, дышать, конечно, стало полегче. Но с глазами беда, пороховая пыль постоянно попадала. Сейчас выйду на улицу — слезами заливаюсь. Когда работы на заводе было много, трудиться приходилось в четыре смены. Очень тяжело постоянно менять свой режим, а куда денешься? Вот и Марии Филипповне, когда она была уже бригадиром, приходилось работать и в ночную, четвертую, смену — с двух ночи до восьми утра. А маленькая дочка оставалась дома одна.

Мать даже давала расписку, чтобы ее домой одну из садика отпускали. — Придет из садика — сама готовит себе, гуляет. Ничего, привыкла дочка. Только соседку, бывало, попрошу: «Тетя Катя, вы дверь за ней закройте…»

Жили в комнатушке с печным отоплением. Дрова тогда, вспоминает Мария Филипповна, выписывали с завода, с угольного участка — «из-под колуна». Когда липу обжигали для изготовления угля, то ее остатки — сучки, щепки — выписывали заводчанам. Заготавливали топливо и сами — прямо на заводской территории рубили сушняк, пилили и на лошади привозили домой. А то и на машине, если с водителем договоришься. Рядом с двухэтажками, где жили заводчане, стояли сараюшки. Там и хранили дрова. Жили в комнатке сначала вдвоем с дочкой, потом мама Марии Филипповны приехала, стали жить втроем в десятиметровке. Хорошо, в ЖКО пошли навстречу — выделили новую квартиру, шестнадцатиметровую.

Мастерские в те годы работали напряженно, в две смены. А иные — «кожаные бочки» и мастерская полировки — чуть ли не круглосуточно, в три смены. Механическая мастерская в цехе была небольшая — один токарный станок, слесарный «уголок», плотницкий, тут еще шорник работал. Особенно трудоемкой была погрузка и разгрузка пороха, его перевозка (по узкой колее рабочие толкали вагонетки).

Процедура изготовления пороха — это множество самых разнообразных операций. Подсчитано, что в военные и послевоенные годы, прежде чем мешок с порохом попадет на склад, «перетаривался» он на пороховой линии восемьдесят раз! Работала я на навеске — взвешивала компоненты для изготовления пороха, — вспоминает Мария Филипповна Кузнецова. Навеску эту нужно было делать очень точно. Мешок с селитрой — тридцать пять килограммов. А мешок с двойной смесью — серой и углем — девятнадцать килограммов. За смену тонн пять этих мешков перенянчишь. Каждая операция, конечно, требовала определенных навыков и опыта. Но довольно часто возникала такая ситуация: сегодня рабочий трудится в одной мастерской, завтра переводится в другую, а через неделю — в третью. Технологическая цепочка все эти годы остается практически неизменной. Хотя многое в цехе, конечно, изменилось: парусиновые стены давно сменились капитальными, кирпичными. А в мастерские и блиндажи проведено отопление. В ходе реконструкции появилось новое оборудование. Гидроподъемники, турели, лебедки…

А какая радость была, когда в 1954 году к заводу проложили пятикилометровую железнодорожную ветку!.. А когда появился первый электровоз! Но это уже было потом.

(по материалам книги В. Н. Карасева «У огненной черты»)